— Социалистическая революция? Ты о ней?
— Не только о ней, Валентин. В твоем веке родилась атомная, а затем и термоядерная энергетика, космонавтика… Кибернетика… А без кибернетики не создать умных автоматов и тем более роботов. Посев делал ты и твои прежние современники. Мы собираем теперь урожай.
— Но о таком урожае… о том, чтобы всех — учеными… — в голосе Валентина все еще было сомнение, почти недоверие. — В мое время почему-то никто не допускал мысли, что настанет день, когда всех или почти всех — в ученые…
— А если ты ошибаешься? — мягко возразила Эля. — И тогда наиболее смелые умы предрекали, что будущее человечества научная деятельность.
— Писатели-фантасты?.. Сказочники для великовозрастных!
— Но ты и сам любитель фантастики!
— Ну и что? Значит, и я великовозрастное дитя. А сейчас и вовсе стал младенцем.
— Не надо самоуничижения.
Валентин с горечью усмехнулся:
— Почему самоуничижение? Рад стать орлом, да крылышки слабоваты.
— Ты несправедлив к себе, — возразила Эля. — А прогнозы… Их делали, кстати, не только фантасты-писатели, но и серьезные ученые. Очень близко подошел к этим идеям и Карл Маркс. А ведь он еще ничего не мог знать ни о радио, ни тем более о кибернетике.
— Карл Маркс писал, насколько я знаю, о другом, — упрямо стоял на своем Валентин. — Речь шла о том, что при коммунизме человек очень малое время будет занят непосредственно в сфере производства и что свободные часы отдаст интеллектуальной игре, искусству, спорту. Игре!.. Да и главная цель — самоусовершенствование.
— Такая цель ставится и теперь. Но появилась и другая, более важная — ты знаешь о ней — преобразование Вселенной, — терпеливо продолжала Эля. — Прежде такой не ставили, потому чти слишком многого не знали. И все-таки Карл Маркс очень близко подошел к идее, о которой мы говорим. Я как раз сегодня записала его замечательные слова. Включи, пожалуйста, микростанцию…
Селянин подчинился, и тотчас донесся до него размеренный мужской голос.
— «…Земледелие, например, превращается просто в применение науки о материальном обмене веществ, — как наиболее выгодно для всего общественного тела регулировать этот обмен веществ…»
Валентин хотел было спросить Элю, чей это голос, но девушка торопливо сказала:
— Ты слушай дальше.
— «…Рабочий уже не тот, каким он был… Он становится рядом с процессом производства, вместо того, чтобы быть его главным агентом…» — Мужчина сделал паузу, потом объявил: «Сотрудник информационного центра познакомил тебя с отрывками рукописи Карла Маркса, относящейся к 1857–1858 годам девятнадцатого столетия по старому летоисчислению».
— Ну, теперь убедился? — заговорила Эля, едва смолк голос мужчины. — Обрати внимание: рабочий — а теперь бы надо оказать: человек! — становится рядом с процессом производства. Понимаешь? Это как будто о нашем времени, когда люди вовсе ушли из производства, полностью передав свои прежние обязанности роботам, то есть новому типу машин, но уже наделенных и способностью думать, самостоятельно применять на практике накопленные человечеством знания. А сам человек занялся прежде всего поиском еще неизвестных закономерностей природы… Не правда ли, Маркс был всего в полушаге от вывода, что истинное призвание людей — научная деятельность? Сам он, к сожалению, не мог сделать этот полушаг без опасения впасть в фантастику: уровень науки и техники в его время был еще слишком низок. Но когда произошли те две революции, о которых я говорила…
— Социалистическая и кибернетическая? Так? — переспросил Селянин.
— Да. И в масштабах всей Земли, — подтвердила Эля. — Только после этого был сделан полушаг вперед от Маркса. Сначала — в теории, в историческом материализме. Потом — на практике, к тому, что есть теперь…
— Уж очень все для меня неожиданно! — признался Валентин. — Вот хочу верить, а не верится. И думаю: ведь далеко не все рождаются орлами. Больше воробьев, так оказать.
— Да, несомненно, — подтвердила Эля. — И все-таки сейчас из каждых десяти человек девять занимаются научной работой.
— А остальные кто? Служители муз, искусства?
— О, мы все немножко служители муз! — улыбаясь, возразила Эля. — Кто играет, кто поет, а Илья Петрович, ты знаешь, владеет кистью…
— У него здорово получается… Портрет дочери, который он написал, у меня до сих пор перед глазами, — согласился Валентин.
— Но все-таки для него, как и для нас, искусство не стало профессией, — продолжала Эля. — А есть люди, которые не мыслят своей жизни вне искусства. И замечательно, что это так. Искусство не менее важно, чем наука. Особенно теперь.
— Я понимаю, спрашивать проще, чем отвечать. Но почему «теперь»?
Эля задумалась.
— Пожалуй, ты прав… Человек всегда, а не только теперь черпал душевные силы в искусстве. Конечно, в подлинном искусстве. Я вот вспомнила, как ты пел нам песню. В ней есть слова: «И вся-то наша жизнь — борьба, борьба…» Тебе песня помогала быть сильнее. Нам песни, полотна художников, книги тоже помогают. Человек становится мужественнее, одухотворенней, воспринимая искусство. Разве не так? Искусство!.. С чем бы его сравнить? Ну вот хотя бы с кислородом или водой, — без них нет жизни на Земле. Искусство — как они. Без искусства человек тоже не сможет, наверное… А сейчас, по-моему, появилось еще одно очень важное подтверждение этому. Какое? Пожалуйста, объясню. Все мы узкие специалисты. Исследования уводят нас все глубже. Мы как в колодце. А искусство позволяет видеть мир, общество, человека в целом. Понимаешь, как это важно, какая это прелесть не утрачивать, а развивать в себе умение видеть мир целиком, со всеми его красками, звуками, чувствами, контрастами! Искусство и наука — они же как две руки…